- Ге-е-ектор!
От громкого вопля всполошились куры, взвизгнула дремавшая в сарае свинья, полосатый кот с ошалелым мявом кувыркнулся с крыши, ударился о твёрдую утоптанную землю двора и молнией сиганул под крыльцо.
- Ге-е-ектор!
«Опять припёрся, - со вздохом подумал троянский царевич, натягивая на правое ухо одеяло.
– И не спится ему. Только солнце встало, а он уже тут как тут. Орёт перед воротами и орёт. Ну вот герой Греции, царь в конце концов, уважаемая публичная персона, а орёт, как последний пастух. Как торговец кислым вином, осёл которого оступился и вывернул на землю бурдюки с залежалым товаром».- Ге-е-ектор!
Андромаха вздрогнула, тоже проснулась, тревожно заворочалась. Толкнула Гектора в бок:
- Иди уже.
- А чего всё время я? – возмутился царевич. – Какое-то пьяное ахейское быдло пришло орать под стены города, а мне каждое утро вставать, его успокаивать? Иди сама сходи.
- Вот когда он заорёт: «Андрома-а-аха»! – тогда и пойду, - справедливо рассудила жена. – А пока иди. Ты ж царевич. Иди, а то детей разбудит. У Оксиния от его воплей и так уже недержание.
Не открывая глаза, Андромаха уперлась пяткой в бок Гектора и ловко столкнула его на пол.
- Разведусь, - пообещал ей царевич.
- Ага. Разводись, - сонно пробормотала Андромаха. – Как греки от стен уйдут, так сразу и разводись. Дворец, как совместно нажитое имущество, пополам поделим.
- Ах ты! – от злости на жену сон Гектора как рукой Афины сняло.
- Иди уже, - огрызнулась Андромаха. – Связалась я с тобой и с братцем твоим. Звал же меня замуж сын фараона египетского. Сидела бы сейчас под пирамидой, виноград трескала. И никаких греков.
Чтоб не дослушивать её ворчание, Гектор выскочил из спальни.
- Парис всё это устроил, пусть он и ходит, - уже в закрытую дверь спальни сказал он.
- Как же, пойдёт он, - вместо жены ответил неподвижный коридорный стражник. – Они вчера с Еленой до полуночи сидели, философствовали, вино пили. Непотребные пергаменты читали. Их теперь громом Зевса не разбудишь.
Гектор нехотя и бормоча проклятия Греции и всем её героям, идёт в оружейную, стягивает тунику, завязывает сандалии, набрасывает на плечи бронзовый, изрядно тронутый зелёной патиной нагрудник. Шлем с плюмажем просто суёт под мышку. Плюмаж местами побит молью, это почему-то сердит Гектора ещё сильнее. Хотя куда уж больше, того и гляди пар из ушей пойдёт и тогда паровую машину придумают за пару тысячелетий до срока. Гектор поднимает щит, копьё, выходит из дворца.
Каменные плиты, которыми вымощена площадь перед резиденцией Приама, ещё не нагрелись на солнце, сквозь тонкую подошву сандалий холодят ступни.
- Ге-е-ектор!
- Да иду, иду, - огрызается царевич.
Раннее утреннее солнце едва освещает узкие улицы Трои. Попавшийся навстречу раб сочувственно протягивает царевичу ковш воды.
- Спасибо, - вздыхает Гектор, немного остывая.
Ему приятно это внимание и сочувствие незнакомого человека. Раб с кряканьем поднимает вёдра с водой, тащит дальше по улице.
«В пекарню понёс, - думает царевич. – Тестомес Аристарх только месить начал. Большая часть города ещё спит, а мне тащись к этому полоумному».
Царевич подходит к крепостной стене, несколько мгновений стоит в её тени, собирается с духом. Вздрагивает от очередного вопля и начинает быстро подниматься вверх по лестнице.
Сонный стражник, зевая, кивает ему:
- Опять припёрся?
- Как часы, - пожимает бронированным плечом стражник. – Скоро будильники не понадобятся. И так весь город от его воплей просыпается. Однажды не придёт – проспим все, к Аиду.
- Ге-е-ектор!
- Может бахнуть по нему из самострелов? – предлагает стражник.
- Бесполезно, - отрицательно мотает головой царевич. – Он же заговорённый, ты знаешь. Окунали его, держа за пятку в реку мёртвых…
- Лучше бы за башку окунали, - сплёвывает себе под ноги солдат. – А насчёт самострелов вы подумайте. Пятка пяткой, но со стрелой в заднице дней десять лежать будет.
Гектор на пару секунд позволил себе помечтать, что он сейчас кивнёт головой и стражники завертят ручки самострелов. И завтрашнее утро начнётся не так рано.
- Нельзя, - со вздохом отвечает солдату царевич. – Всё-таки коронованная особа. Надо по всем правилам. Мы же цивилизованные люди, азиаты, а не какие-то там «народы моря»,
- Ге-е-ектор!
- Да тут я, тут! – царевич выглядывает из-за зубца башни, машет копьём.
Ахиллес стоит прямо у ворот, облокотившись на свою бронзовую колесницу. Доспехи на нём блестящие, отполированные. Хотя ремни уже изрядно растянуты и нагрудник внизу заметно выдаётся вперёд. Всё-таки десять лет сидячей работы. Тут у кого угодно талия поплывёт.
Стоит, орёт. Ну такая сволочь, хоть и герой.
- Что тебе надо, полоумный?
- Выходи биться!
- Не выйду, - говорит Гектор. – Не царское это дело. Ты же знаешь, что не выйду.
- Однажды выйдешь!
- Держи карман шире.
Ахиллес пинает окованные бронзой ворота Трои. Ушибает палец, шипит от злости и боли. Пока он прыгает на одной ноге, Гектор выпрямляется, прикладывает ладонь козырьком ко лбу, привычно осматривает окрестности. Справа от ворот догнивают обломки трёх деревянных коней. И где, прости Аполлон, разум у этих людей. Ну не получилось один раз, ну не прокатило второй. Так зачем было городить третьего? Они надеялись, что у троянцев случиться помутнение рассудка и они таки затащат их грубую поделку за стены Илиона? У Одиссея на старости лет совсем с фантазией плохо стало. Лазутчики докладывают, что у кораблей начали постройку новой деревянной конструкции. Кажется, на этот раз царь Итаки решил соорудить вместо коня верблюда. Думает, что верблюд азиатам-троянцам больше понравится? Тьфу! Перед потомками стыдно за таких врагов.
Богам давно наскучило это занудное противостояние. Они на Олимпе занимаются своими делами. Без небесного надзора грекам вроде бы можно и уйти, но как-то неудобно перед троянцами. Столько стояли, шумели, надо что-то делать.
Греки давно превратили корабли в настоящие жилые дома. Натянули палатки, возвели стены из глиняных кирпичей. Кругом видны коровы, стада овец, распаханные поля. Война войной, а кушать надо минимум два раза в день. Без еды – какой тут героизм.
Кое-где днища подгнили, а кое-где доски вынули и приспособили под строительный материал. Неподалёку от разваливающихся деревянных коней греки устроили огромную свалку, и Гектор с тоской думает, что, если они всё-таки уплывут обратно в Элладу, разгребать эту свалку придётся троянцам.
Ахиллес, наконец, перестаёт прыгать, наклоняется, рассматривая ушибленный палец. Стайка полусонных гетер поднимается из лагеря греков к стенам Трои. Они проходят так близко от Ахиллеса, что чуть не задевают его своими яркими, испачканными вином хитонами. Прославленный герой испуганно шарахается в сторону, отгораживается от распутниц колесницей.
Старшая гетера стучит в бронзовые ворота и специально для неё открывают узкую боковую дверцу.
Ахиллес ворчит, плюёт себе под ноги.
- Устроили балаган. Не военный лагерь, а бордель какой-то. Я скажу Менелаю, я скажу!!! Это же война!
Гектор смотрит на героя с сочувствием. Ему искренне жаль расстроенного грека, но такова жизнь. У ахейцев есть деньги, они могут платить. А значит гетеры будут ходить в лагерь к грекам. А троянцы будут их туда отпускать, потому что налог на проституцию в Трое один из самых высоких. Кто ж от таких доходов отказывается?
Через стену перелетает старая амфора и с грохотом разбивается у самых ног Ахиллеса. Герой отпрыгивает в сторону, закрывается щитом.
- Это что за безобразие? – возмущается Гектор. – Кто тут в аристократию горшками бросается?
На вершине башни появляется дородная женщина в хитоне из тёмной ткани. В руке она держит ещё одну старую амфору с разбитой ручкой.
- Пентесилея, - строго говорит Гектор. – нельзя же так.
- А орать каждое утро на весь город можно? – топает ногой амазонка. – А блокировать торговые пути, так что кусок несчастной тряпки из Хеттского царства стоит пять драхм, можно? А я в одном и том же хитоне второй сезон хожу! И сандалии не модные! Кто это придумал, я вас спрашиваю? Кто придумал?!
И Пентесилея прицельно метает вниз вторую амфору. Ахиллес едва успевает спрятаться за щитом. Амфора ударяется в самую его середину, осыпав героя осколками и пылью.
- Это не я! – вопит в ответ Ахиллес. – Это всё Агамемнон. Санкции называется.
- Я до Агамемнона не доброшу! – со злостью шипит амазонка. – А ты – вот он, каждое утро перед воротами.
- Это несправедливо, - пищит Ахиллес.
- Несправедливо то, что сыр в Трое остался только местный. Гадость жуткая! И хамона пятый год нет! И креветок! Я вам что, крестьянка какая-то на одних оливках сидеть? Пастушка? Я, Цербер вас раздери, царица или кто?
Амазонка озирается по сторонам в поисках очередного снаряда. Испуганные стражники отступают на шаг назад, прижимая к груди щиты и копья.
- Тьфу на вас! – Пентесилея с досады плюёт со стены, метко попадает в Ахиллеса, разворачивается и громко топает вниз по лестнице.
- Прости её, - говорит вниз Гектор. – Ну что с неё возьмёшь. Женщина.
- Женщина, - ворчит Ахиллес, краем туники вытирая шлем.
- Моя Андромаха тоже ругается. Косметика закончилась, а без египетской туши у неё глаза не выразительные. И благовония тоже кончились. По всему дворцу пылью пахнет. Ты бы поговорил с Агамемноном. Может хоть немного ослабит свои санкции. А мы ему тоже что-нибудь в ответ. Можем сотню-другую воинов за ворота вывести – подраться. К второму дню третьего летнего месяца, например. Я знаю, вы в этот день празднуете. Дерётесь там, в фонтанах купаетесь. Вот и дадим вам возможность подраться. Поговоришь?
- Поговорю, - кивает головой Ахиллес. – Может и ты выйдешь?
- Нет, мой враг. Не выйду. Не царское это дело. И Патроклу своему скажи, пусть ночью на стену не лезет. Упадёт ещё – кто потом отвечать будет. Скажете, что это мы его убили. Не мальчик уже, в конце концов. Я понимаю – сирота, всю жизнь в военном лагере. Да и кризис среднего возраста. Но ты скажи ему.
- Скажу, - бурчит в ответ Ахиллес.
- Вот чего вы тут сидите? – вздыхает Гектор. – Плыли бы домой.
- Это дело принципа, - огрызается Ахиллес.
- Принцип, принцип, - отвечает ему Гектор. – Из-за этих принципов десятый год торчите под стенами. Самим не надоело? Ехали бы уже по домам.
- Гектор! – поднимает голову Ахиллес. – Отдайте Елену Менелаю!
- Да куда там! – машет рукой Гектор. – Ну ты сам подумай. Десять лет прошло. У них с Парисом уже трое детей, трёхкомнатный дворец и колесница в рассрочку. Зачем вам Елена? Она давно уже не та роковая красотка, которую мы с братом увезли из Спарты. Любит кушать лепёшки с виноградом, а это – сам понимаешь к чему приводит. Пусть Менелай себе найдёт красотку помоложе, да успокоится. Он же царь! За него любая пойдёт. Хочешь – нимфа, хочешь – смертная. Да мы с тобой уже сотню раз это обсуждали.
- Так я пойду? – спрашивает Ахиллес.
- Иди, - разрешает Гектор.
- Я завтра опять приду, - предупреждает грек.
- Ну приходи, не гнать же тебя в самом деле. Погоди, - машет рукой Гектор. – Андромаха вечером пирожки печь собралась. Ты с чем любишь? С оливками или с виноградом?
- С виноградом, - робко улыбается грек.
- Попрошу её побольше сделать с виноградом. Заглядывай.
Троянский царевич провожает взглядом понурую фигуру греческого героя и спускается вниз по лестнице. Война войной, а должностные обязанности ещё никто не отменял.
***
- Гектор!
- Да чтоб тебя Цербер пожрал!
Троянский царевич подскакивает на своём ложе, едва не скатываясь на пол. В комнате – утренний полумрак. Андромаха, приподнявшись на локте, смотрит на него огромными, поблёскивающими глазами.
- Гектор, - повторяет она.
- Что тебе, глупая женщина…, в смысле – свет души моей?
- Гектор, ты слышишь?
Царевич замер, изо всех сил напрягая слух.
- Не слышу. А что?
- Вот именно, - садится на ложе Андромаха. – Рассвет уже. А мы с тобой ничего не слышим. Где Ахиллес?
Гектор подскочил, выбежал на улицу, путаясь в тунике и на ходу теряя сандалии, бросился к городским воротам. Что ещё задумал эти ахейские проходимцы? Испуганные троянцы высовывались из окон и с тревогой смотрели вслед своему царевичу. Кто-то на всякий случай начинал закапывать глиняные горшки с монетами и прятать в подвалы детей.
Задыхаясь от быстрого бега, Гектор взлетел по лестнице на башенку над воротами. Ахиллес стоял на своём привычном месте. И молчал. И вид у него был какой-то странный. Растерянный что ли?
- Давно он так? – спросил Гектор у стражника.
- Да уже минут сорок стоит, - почему-то шепотом ответил тот. – Приехал, как обычно, с колесницы слез и стоит. И не орёт. Заболел что ли?
- Может у него ангина? – предположил Гектор. – Горло болит. Точно. Ахиллес, ты нездоров?!
Греческий герой поднял голову. С тоской посмотрел в глаза троянскому царевичу.
- Я это…. Попрощаться пришёл.
- Как попрощаться? – вздрогнул Гектор. – А как же осада? Подвиги? Война?
- А-а-а, - с раздражением отмахнулся Ахиллес. – Менелаю с Агамемноном надоело. Говорят, что пока они тут под стенами Трои стоят, родственники всю Грецию по полисам растащат. Говорят, повоевали – и будет.
- А как же Троя? – едва слышно переспросил Гектор.
- А что Троя? Они же цари. Наняли два десятка летописцев. Те и напишут, что пала, мол, Троя. Горела синим пламенем и полыхала три дня. Придумают что-нибудь. Например, что мы с Одиссеем в деревянного верблюда спрятались и вы этого верблюда в город занесли.
- Он же большой, - ляпнул Гектор, от растерянности сливая всю тайную сеть троянских лазутчиков в греческом лагере.
- А-а-а, напишут, что вы так обрадовались, что стену разобрали. А ночью мы, мол, выбрались, открыли ворота и всю Трою предали огню и мечу. Троянаша и всё такое.
- Чепуха какая! Кто этому поверит?
- Это сейчас не поверят. Точнее сделают вид, что поверят. Кто ж против приказа царского попрёт? Так можно и без головы остаться. А лет через сто, когда свидетелей не останется – уже искренне поверят. Пропаганда называется, слыхал?
- Нет, - честно признался Гектор. – Гадость какая. Это Аид придумал?
- Это Менелай придумал. Нечего на богов пенять. Люди любую гадость могут придумать. Такую, что богам и не снилась. Я тебе больше скажу. Люди могут и богов придумать. Самых гадких и злобных. А ещё могут придумать какого-нибудь доброго бога. Мол, бог есть любовь. А уж во имя этого доброго бога убивать и калечить тех, кто с ними не согласен.
- Что-то тебя сегодня на философию пробило, - удивился Гектор.
- Настроение такое, - вздохнул Ахиллес. – Ты это…. Прости если что не так.
- Да ладно. Ты же мне ничего плохого не сделал.
- Это я сейчас не сделал. А Менелай летописцам приказал написать, что я тебя убил, привязал к колеснице и волок вокруг Трои пять кругов.
- Фу-у-у, - содрогнулся троянский царевич. – Ну это уж совсем чепуха. В это точно никто не поверит.
- Про-па-ган-да, - по слогам повторил Ахиллес. – Поверят.
Колесница, укрытая щитом и плащом Ахиллеса, вдруг качнулась. Оттуда показалась тонкая женская рука, и вскоре и сама женщина выбралась на дорогу перед воротами Трои.
- Ты о главном будешь говорить? – с упрёком спросила она Ахиллеса. – Или так и будешь мямлить, как последний египтянин?
- Гиппа? – удивился Гектор. – Ты жива?
- Кому Гиппа, а кому Гипподамия Брисеидовна, - строго сказала женщина. – Между прочим – старший жрец Аполлона в этом гадюшнике.
Женщина с раздражением кивнула головой в сторону морского берега.
- Мы думали, что потеряли тебя.
- Гарпия тоже думала, да в суп попала, - огрызнулась Гипподамия. – Вы тут вообще нагородили в своей осаде. Ты о деле говори?
Жрица толкнула кулаком в бок Ахилла.
- Да. Что это я, - встряхнулся герой. – Мы с тобой поговорить хотели, Гектор. Только пойми нас правильно.
- Слушаю внимательно.
- Мы с тобой уже много лет знакомы. Практически родственники друг другу. Я тут подумал… И Брисеида тоже подумала… Я бы…
- Ну что за мямля! – вспыхнула жрица. – Всё за тебя делать приходится. Гектор, мы хотим остаться в Трое.
- Неожиданно, - едва не упал с башни Гектор. – Ты же вроде царь, Ахиллес? Острова Эгина, если я не ошибаюсь.
- Да сколько там той Эгины, - опустил плечи Ахилл. – Часа за два можно по кругу обойти. Населения – полдесятка пастухов и царская семья. Ни инфраструктуры, ни канализации. Театра и того нет, я не говорю уже о казино. А отношения в нашей семье – ужас. Отец пристрастился к неразбавленному вину. Я его трезвым вообще ни разу не видел. Он от этого своего алкоголизма, собственно в море за нереидой и полез. Ну кому в здравом уме придёт в голову за холодной чешуйчатой девушкой гоняться. Мама… ну мама тоже не подарок. Русалка, она русалка и есть. Весь дворец рыбой провонял.
- А как же Греция? Ты же герой. Летописи там всякие.
- Напишут, как надо. Придумают. Например, что Парис мне в пятку из лука попал.
- Кто ж от стрелы в пятке погибает.
- Не знаю. Придумают, что стрела отравленная была. Или, что сепсис начался.
Помолчали.
- А ты хулиганить не будешь? – осторожно спросил Гектор.
- Не будет, - пообещала за мужа Брисеида. – А если начнёт – я его быстро утихомирю.
- Чем заниматься планируешь?
- Да чем угодно, - развёл руками Ахиллес. – Могу рыбаком, я же всё-таки сын нереиды. В торговый флот. В школу опять же, учителем физкультуры.
- Рыбаки нам нужны, - сказал троянец.
- Ну так что, впустишь? – тихо спросил Ахиллес.
Гектор кивнул. Решительно спустился к воротам Трои, отпер их и впервые за десять лет вышел навстречу греческому герою.
- Здравствуй, Ахиллес.
- Здравствуй, Гектор.
И смертельные враги протянули друг другу безоружные руки.
Рассказ из сборника «Недетские сказки»
Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)
Свежие комментарии