На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Смехотерапия

21 703 подписчика

Свежие комментарии

Тяготы домохозяйства 2.1 Творческий подход

фото с сайта http://www.dobrapara.net

Ольга Прокофьевна всю неделю пыталась отмыть городскую больницу номер пять. И если двумя ведрами коктейля «вода с хлором» можно было оттереть от пятен целое отделение за сорок минут, то для того, чтобы убрать налёт депрессии, греховности и безнадёги со стен той же площади, требовалось минимум два дня и огнемёт. Но Ольга Прокофьевна не боялась сложностей ― она их презирала.

Очередное утро в стационаре началось с того, что в палатах включили свет.

«Опять градусники свои дебильные притащили, сейчас я им устрою!» ― не открывая глаз, думал Сергей Борисович. Этот мужчина был самым противным пациентом хирургического отделения. Медсёстры его боялись и ненавидели. Он лежал здесь пятый раз и страдал наследственным сволочизмом, а ещё у него постоянно вылезали грыжи в разных местах. Но главной грыжей был сам Сергей Борисович. Он уже собирался обдать медсестру порцией горячего мата, когда одеяло откинулось и вместо градусника перед лицом мужчины возник вязальный крючок, зажатый в кулаке размером с голову самого Сергея Борисовича.

― Это что? ― спросил он, чувствуя, как температура всё же поползла вверх.

― Творческая терапия, ― ответила незнакомая ему доселе женщина и достала из халата моток шерсти.

― Я не хочу, ― поморщился Сергей Борисович и оттолкнул инструмент.

― Не любите вязать? Тогда — вот, ― она выудила из другого кармана паяльник, ― будем лечиться по-другому.

Мужчина открыл было рот, чтобы выдать от испуга и удивления что-то грязное, но понял, что забыл абсолютно весь мат.

― Ч-ч-ч-ч-то вы задумали? ― прошептал он.

― Лучших повесим в палате и в коридоре, остальных ― в туалете, ― равнодушно ответила Ольга Прокофьевна.

Сергей Борисович почувствовал, что новые грыжи собираются вылезти по всему его телу.

― Организуем галерею, вы будете выжигать по дереву, ― объяснила Набекрень и вытащила из безразмерного халата разделочную доску, а затем вручила весь набор Сергею Борисовичу.

― Но я не хочу выжигать! ― запротестовал мужчина, поняв наконец, что речь идёт не о классических пытках, а действительно, о творческих.

― Кисти, к сожалению, уже все заняты, ― указала Ольга Прокофьевна на другую койку, где сосед по палате смешивал краски.

― Идите к чёрту! Повторяю, я не буду выжигать! И рисовать не буду, и уж, тем более, вязать! Мне только что вырезали грыжу, понимаете?! ― Сергей Борисович был уверен, что объяснил доходчиво.

― Значит, стихи, ― задумчиво произнесла Набекрень и положила на тумбочку тетрадь и ручку, а затем подошла к следующему больному. Тот тоже изображал нежелание творить и бронхиальную астму с удушьем. Ольга Прокофьевна распознала у человека способности к оригами и показательно сложила из пустой койки журавлика. Увидев такое, пациент быстро забыл о трудностях с дыханием и приготовился немедленно изучать древнее японское искусство, лишь бы его койка не превратилась вместе с ним в нового зверя.

Придав кровати прежний вид, Набекрень вернулась к Сергею Борисовичу, чтобы вырвать из его тетради несколько листов и передать соседу. Вдохновлённый показательным выступлением, человек-грыжа уже успел сочинить первое четверостишие и прочитал его санитарке. Та похвалила и пошла дальше по отделениям: сеять гармонию и моральное благополучие.

Тем, кто не желал искать в себе способности к созиданию, Набекрень прививала талант принудительно, вживляя его под кожу. В каждой палате, где кто-то отказывался от новых методов лечения, проводились показательные выступления, быстро приводившие в норму сахар в крови и сердцебиение. За один день количество художников и поэтов в стране резко выросло, а вот перекуры, как и приём болеутоляющих в больнице, сократились втрое ― люди погружались в творческий процесс с головой и забывали о недугах и бессоннице. На стенах появились первые картины, у кроватей расстелились коврики, связанные пациентами, жалюзи на окнах сменились самодельными занавесками. Вся эта деятельность поощрялась домашними угощениями, которые у Ольги Прокофьевны имелись в неограниченном количестве.

Медленно, но верно больница начала очищаться от мрака. Тяжёлая атмосфера стремительно вытеснялась уютом, повышался коллективный иммунитет, улучшались анализы. В больнице робко пробивались первые ростки благоприятного микроклимата, и это, разумеется, заметил главврач.

Арнольд Иванович был консерватором до мозга костей, он даже как-то умудрился достигнуть соглашения с банком и до сих пор перечислял зарплату сотрудникам на сберкнижку. За такие дела полагается отдельный котёл в аду, но Арнольд Иванович был жив и, к большому сожалению его сотрудников, здоров. Когда он узнал, что санитарка пристаёт к пациентам со своими либеральными методами и параллельно вытесняет прекрасный и свойственный «дому здоровья» дух безысходности, то сразу пришёл в ярость.

Встреча их произошла у рентген-кабинета, где Ольга Прокофьевна занималась очередным святотатством — вешала на дверь кабинета еловый венок, так как не за горами были Новый год и Рождество. Все дипломатические переговоры главврач привык вести исключительно на повышенных тонах, но, увидев, как санитарка ногтем вкручивает саморез в свинцовое полотно, замешкался.

― Откуда венок? ― спросил он максимально раздражённо.

― От коллег по работе, ― спокойно ответила Набекрень, ― вам, кстати, тоже приготовили несколько штук, в подсобке лежат. Принести?

Арнольд Иванович сделал вид, что не понял шутку, но внутри у него немного похолодело.

― Почему в моей больнице висят картины? Откуда, я вас спрашиваю, в урологии появился каменный фонтан «Писающий мальчик»?!

― Пациенты слепили, ― ответила Ольга Прокофьевна, заканчивая вешать украшение.

― Откуда материалы? Я не выделял средств!

― Из почек, ― повернулась к нему Ольга Прокофьевна и приоткрыла дверь в кабинет.

― Из каких ещё почек? ― всё больше недоумевал начальник больницы.

― В основном, из мужских. Мужчины в три раза чаще, чем женщины, болеют мочекаменной болезнью ― санитарка ответила так, словно говорила об очевидных вещах, которые главврач знать обязан.

— Это не развлекательное учреждение, здесь люди должны находиться в покое! А вы смеете их нагружать всяческими заданиями!

― Лучше пусть от безделья ходят курить каждые пятнадцать минут?

― А это уже не ваша забота! Вы — санитарка! ― попытался Арнольд Иванович поставить на место свою сотрудницу.

― Ошибаетесь, как раз-таки моя! Они же курят на улице. Потом на ногах приносят грязь, в лёгких ― внешних микробов, полы же мне мыть, так? ― с этими словами Ольга Прокофьевна начала отмывать рентген-аппарат, который, к слову, работал: делал снимок пациента, который лежал на столе и, опасаясь вмешиваться в спор двух смертоносных стихий, молча ждал.

― Не дыши́те! ― скомандовала женщина за стеклом, и все трое задержали дыхание.

Логика Набекрень была железной, но главврач не сдавался, и как только снова разрешили дышать, сказал:

― Вы допрыгаетесь, и кто-нибудь подаст на нас жалобу, если дело дойдёт до Министерства здравоохранения или прокуратуры, все мы вылетим отсюда пулей: и я, и, не сомневайтесь, вы!

— Знаете, я ведь работаю в прокуратуре, ― подал, наконец, голос тот, кто лежал на столе. ― И у меня, действительно, есть несколько вопросов к вашему учреждению в связи с последними изменениями.

Голос принадлежал тому самому Сергею Борисовичу — человеку-грыже.

― Ну вот, довольны? ― злобно прошипел Арнольд Иванович, глядя на санитарку.

― Не хотели бы вы пройти в мой кабинет и обсудить всё, что вас взволновало? ― любезно обратился он к мужчине, который слез со стола.

― Да, пожалуй, ― буркнул Сергей Борисович.

Мужчины двинулись по длинному коридору, Ольга Прокофьевна шла следом, соблюдая дистанцию шпиона.

― Поймите, ― начал главврач, заложив руки за спину, ― мы никогда прежде не устраивали подобного, просто наша новая санитарка слегка «того», ― он сделал многозначительный жест, покрутив пальцем у виска, ― Сергей Борисович понимающе кивнул. — Мы иногда идём у неё на поводу, так как работа у неё сложная и не каждый согласится у нас работать. Всё же больница, пациенты, страдания ― мало кто захочет трудиться в таком месте.

Сергей Борисович снова кивнул.

— Но я прекрасно понимаю, что её методы ― это недопустимый формат! Детский сад! Самоуправство! Она считает, что вот такая вот мазня, ― он показал на картину маслом, ― это путь к душевному спокойствию, которое необходимо пациентам! Лично меня это отпугивает, приводит в ужас! Какая-то дрянь!

― Это моя картина, на ней я изобразил свою семью за обеденным столом, ― спокойно сказал Сергей Борисович.

Арнольд Иванович, побледнев от стыда, прочистил горло:

― Прошу прощения, я не знал… Но вы же, как я понимаю, знаете, что это недопустимо в медицинском учреждении. Мы сегодня же всё снимем, а больным выдадим компенсацию за моральное угнетение. Думаю, что усиленный ужин поправит дело, как считаете? ― главврач смотрел на Сергея Борисовича с нескрываемой надеждой в глазах.

― Как раз об этом я и хотел поговорить, ― сказал мужчина.

― Прекрасно!

― Видите ли, я в вашей больнице лежу уже пятый раз и впервые увидел мясо и свежие овощи на обед.

― Простите? ― удивлённо посмотрел на пациента Арнольд Иванович.

― До прихода вашей новой кухарки-санитарки, я ел одни, откровенно говоря, постные помои. И был сильно удивлён, когда суп стал похож на суп, а в рисе, к слову, рассыпчатом, появилась рыба, а не дешёвые рыбные консервы.

Арнольд Иванович бледнел всё сильнее, ноги его начали заплетаться, язык онемел.

― Я спросил у Ольги Прокофьевны, в чём дело. Почему еда теперь такая вкусная? Она ответила, что так положено по норме и показала мне рецепты. Получается, что раньше меня недокармливали, как и всех остальных.

― Я…я…я, ― не мог найти слов главврач, а человек-грыжа продолжал:

― О чём вы тут заботитесь? О здоровье пациентов или о своём благополучии?!

― Разумеется, о пациентах! ― воскликнул главврач, но звучало это так же неубедительно, как и его обещание новогодней премии каждый год ― никто не поверил. Тем не менее, больной ответил:

― Сегодня я в это верю.

Арнольд Иванович облегченно выдохнул. За ним по коридору тянулся мокрый след от пота, который вытирала Ольга Прокофьевна.

― Ваша Набекрень мне доказала, что здесь есть люди, которые о нас заботятся! И, ― они подошли к кабинету главврача, ― если я узна́ю, что вы её незаслуженно уволили, полетят головы! Вам всё ясно?! ― посмотрел он в по-щенячьи невинные глазки Арнольда Ивановича. Тот кивнул.

К ним подошёл лечащий врач Сергея Борисовича.

― Грыж больше нет. Ни одной! ― сообщил он, держа в руках рентгеновский снимок, — а ещё у вас остеохондроз, как бы это странно ни звучало, рассосался. Удивительно, если честно. Первый раз такое вижу.

Доктор вручил ему медицинскую карту:

— Выписываем.

― Ясно вам? Вот так нужно лечить! Творческим подходом! Ни одной грыжи! Впервые за пять лет! ― рявкнул пациент, а затем повернулся к Ольге Прокофьевне и прочитал вслух с листка:

«Спасибо вам за тёплый свет!

За пирожок! За винегрет!

За то, что научили жить, творить, мечтать, вязать, лепить.

Вы подарили нам надежду! Разгладив душу и одежду!»

― Над последней строчкой нужно поработать, ― ответила Ольга Прокофьевна.

«Грыжа» понимающе кивнул.

― Арнольд Иванович, нам бы моющий пылесос приобрести для больницы и пару новых кастрюль, ― обратилась санитарка к начальнику при пациенте.

― Хо-ро-шо, ― проскрипел главврач и попытался испепелить взглядом наглую уборщицу.

― И зарплату пора бы всем на карточку переводить, ― добавила она.

― Может, вас в отпуск оплачиваемый отправить после двух недель работы?!

― Не сто́ит, ― а то вы тут уныньем обрастёте без меня и опять начнёте воду выдавать порционно.

Арнольд Иванович улыбнулся так кисло, что у проходящих мимо пациентов свело зубы.

― Держитесь её! ― похлопал по плечу главврача Сергей Борисович, ― А я через пару месяцев приду к вам с проверкой! И чтоб картины висели!

После этого он пошёл в палату за своими вещами, по дороге придумывая новое окончание для своего стихотворения.

Ольга Прокофьевна сделала реверанс, от которого коридор слегка расширился, и отправилась в столовую готовить обед.

В воздухе прогремели первые пушки. Пахло войной и рыбным супом.

Александр Райн

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх